My heart is weak
Tear it down piece by piece

Now I want to breathe
'Cause I cannot see, what you can see
So easily

I thought my demons were almost defeated
But you took their side and you pulled them to freedom
I kept your secrets and I thought that you would do the same

Leave me in peace
Caught in my memories
Lost underneath
Deep in my structure, I feel a rupture
From where she should be
You've taken my breath from me
Now I want to breathe
'Cause I cannot see, what you can see
So easily

I thought my demons were almost defeated
But you took their side and you pulled them to freedom
They know my secrets and won't let me go, won't let me go
I thought my demons were almost defeated
But you took their side and you pulled them to freedom
I kept your secrets and I thought that you would do the same

Я могу ведь совсем иначе: оборки-платьица,
Мысли-фантики, губки-бантики; ближе к массам.
Я умею; но мне совсем не за это платится.
А за то, чтобы я ходила наружу мясом.

А за то, что ведь я, щенок, молодая-ранняя
Больше прочих богам угодна – и час неровен.
А за то, что всегда танцую на самой грани я.
А за это мое бессмертное умирание
На расчетливых углях взрослых чужих жаровен.

А за то, что других юнцов, что мычат «а че ваще?»
Под пивко и истошный мат, что б ни говорили –
Через несколько лет со мной подадут, как овощи –
Подпеченных на том же гриле.

© В. Полозкова

с таких умов, знаешь ли, не сходят, а падают.
ресницы выложены снегопадами,
мысли - выкройки случайных журнальных букв.
ничего откровеннее обветренных моих губ,
скользящих по твоим письмам
и шепчущих: "помолись там
за свою никудышную
выскочку
дочь, папа".

крылья больше не надрывают моих лопаток,
стихи становятся не счастьем, а ремеслом.
у твоей девочки тройной несрастаемый перелом:
в сознании, рифмах и где-то слева.
эта осень давно уже отболела
синдромом тоски по фейерверковым небесам.
отчаянным больше верится в чудеса,
чем в настоящего Бога.

я никак не привыкну, в церковь ходить чтобы
поговорить с отцом.

© Эм Соловьева

скоро я тебя вновь увижу, и это будет, как будто мы встретились на изнанке зимы, за оградой моей тюрьмы, ты впервые увидишь, какого цвета мои глаза, чистые от отчаянья и чумы.

И катись бутылкой по автостраде
Вера Полозкова
И катись бутылкой по автостраде,
Оглушенной, пластиковой, простой.
Посидели час, разошлись не глядя,
Никаких «останься» или «постой»;
У меня ночной, пятьдесят шестой.
Подвези меня до вокзала, дядя,
Ты же едешь совсем пустой.
То, к чему труднее всего привыкнуть -
Я одна, как смертник или рыбак.
Я однее тех, кто лежит, застигнут
Холодом на улице: я слабак.
Я одней всех пьяниц и всех собак.
Ты умеешь так безнадежно хмыкнуть,
Что, поxоже, дело мое табак.
Я бы не уходила. Я бы сидела, терла
Ободок стакана или кольцо
И глядела в шею, ключицу, горло,
Ворот майки – но не в лицо.
Вот бы разом выдохнуть эти сверла -
Сто одно проклятое сверлецо
С карандашный грифель, язык кинжала
(желобок на лезвии – как игла),
Чтобы я счастливая побежала,
Как он довезет меня до угла,
А не глухота, тошнота и мгла.
Страшно хочется, чтоб она тебя обожала,
Баловала и берегла.
И напомни мне, чтоб я больше не приезжала.
Чтобы я действительно не смогла.

Хочу тебе кое-что сказать. Когда я схватил пулю, знаешь, что первое мелькнуло у меня в голове перед тем, как я отключился? Монеты. Мне снова 8 лет, я на экскурсии на монетном дворе, постигаю процесс производства монет. Как из металла вырубают заготовки, как формируют гурт и делают насечки. Как чеканят и полируют, как тщательно проверяют все до единой монеты, чтобы исключить даже самые незначительные дефекты. Это вдруг влетело мне в голову. Я — мелкая монета американской армии. Пущен в оборот в 1980 году, вырублен из листа металла, отчеканен и отполирован, снабжён ободком и насечками. А сейчас во мне появились 2 дырочки. И я больше не в идеальном состоянии. И ещё кое-что хочу тебе сказать. За миг до того, как всё померкло, знаешь, что последнее мелькнуло у меня в голове? Ты.

Смоет с нас усталость
Сколько нам осталось
Так мало осталось
На берегу пока не заберут

Надышаться в волю
Я тебя, как море
Я к тебе, как к морю
На берегу пока не заберут

Скоро в сырое небо запустят змея, скоро апрель сыграет свой первый блюз. Я выхожу из окон, когда умею, и крайне редко завтракаю и сплю. В городе снег, в парке скрипят ворота, здесь, под окном, бьются колокола. Я не люблю видеть себя на фото, я не смотрю в стёкла и зеркала.
Там мой двойник молча подходит ближе, строгий, немой, слишком усталый взгляд. Я тебя вижу, я тебя ненавижу, я тебя скоро выдумаю назад.
Это весна, это трава и слякоть, та, что не любит белых, как снег, плащей.
Ты не апрель, если не можешь плакать, если ты прям, непобедим вообще, если ты так слепо в себе уверен, если ты никогда не бывал смешон. Лучше б война, лучше бы вихрь истерик, старые кеды, выцветший капюшон. Будет закат, будут взлетать качели, там не бывает страха, и смерти нет.
Это весна. Я, как всегда в апреле, буду шептать спутанный нежный бред.
Здесь, под землёй, люди уж слишком рядом, слишком неумолимо сожмут кольцо, но я спущусь – лишь для того, чтоб взглядом выхватить вдруг оттуда твоё лицо.
Правда, мой взгляд слишком глухой и тёмный, но обернись, господи, подожди, этот апрель, этот огонь бездомный, злой, золотой, горячий в моей груди, он же меня выжжет, убьёт, задушит, он же теперь, яростный, не уйдёт. Я же клянусь солнцем, водой и сушей, я разобью грязный весенний лёд, я никогда, я никогда – ты веришь? – я никогда больше не буду лгать, как я хочу выбить все эти двери, как я хочу, чтобы ты мог летать.
Мне хорошо, мне ничего не нужно, только ресниц касаться, касаться рук, сон мой, смотри, ветер седой и вьюжный больше не тронет нас холодком разлук. Будешь со мной? Будешь со мной смеяться? Будешь со мной верить, терпеть, хранить? Помнишь, не шли часы и дрожали пальцы, как я хочу этого не забыть.
Будь же, прошу, целым и невредимым. Я запущу сотню бумажных птиц. Мы создадим небо без тьмы и дыма, мы создадим землю без сонных лиц, без суетливых дней и пустых приветствий. Так что взлетай, бабочка, и – гори!
Это весна.
Мы, как в далёком детстве, рвём на двоих то, что у нас внутри.

И катись бутылкой по автостраде
Вера Полозкова
И катись бутылкой по автостраде,
Оглушенной, пластиковой, простой.
Посидели час, разошлись не глядя,
Никаких «останься» или «постой»;
У меня ночной, пятьдесят шестой.
Подвези меня до вокзала, дядя,
Ты же едешь совсем пустой.
То, к чему труднее всего привыкнуть -
Я одна, как смертник или рыбак.
Я однее тех, кто лежит, застигнут
Холодом на улице: я слабак.
Я одней всех пьяниц и всех собак.
Ты умеешь так безнадежно хмыкнуть,
Что, поxоже, дело мое табак.
Я бы не уходила. Я бы сидела, терла
Ободок стакана или кольцо
И глядела в шею, ключицу, горло,
Ворот майки – но не в лицо.
Вот бы разом выдохнуть эти сверла -
Сто одно проклятое сверлецо
С карандашный грифель, язык кинжала
(желобок на лезвии – как игла),
Чтобы я счастливая побежала,
Как он довезет меня до угла,
А не глухота, тошнота и мгла.
Страшно хочется, чтоб она тебя обожала,
Баловала и берегла.
И напомни мне, чтоб я больше не приезжала.
Чтобы я действительно не смогла.

Мое солнце, и это тоже ведь не тупик, это новый круг.
Почву выбили из-под ног – так учись летать.
Журавля подстрелили, синичку выдернули из рук,
И саднит под ребром, и некому залатать.

Жизнь разъяли на кадры, каркас проржавленный обнажив.
Рассинхрон, все помехами; сжаться, не восставать.
Пока финка жгла между ребер, еще был жив,
А теперь извлекли, и вынужден остывать.

Мое солнце, Бог не садист, не Его это гнев и гнет,
Только – обжиг; мы все тут мечемся, мельтешим,
А Он смотрит и выжидает, сидит и мнет
Переносицу указательным и большим;

Срок приходит, нас вынимают на Божий свет, обдувают прах,
Обдают ледяным, как небытием; кричи
И брыкайся; мой мальчик, это нормальный страх.
Это ты остываешь после Его печи.

Это кажется, что ты слаб, что ты клоп, беспомощный идиот,
Словно глупая камбала хлопаешь ртом во мгле.
Мое солнце, Москва гудит, караван идет,
Происходит пятница на земле,

Эта долбаная неделя накрыла, смяла, да вот и схлынула тяжело,
Полежи в мокрой гальке, тину отри со щек.
Это кажется, что все мерзло и нежило,
Просто жизнь даже толком не началась еще.

Это новый какой-то уровень, левел, раунд; белым-бело.
Эй, а делать-то что? Слова собирать из льдин?
Мы истошно живые, слышишь, смотри в табло.
На нем циферки.
Пять.
Четыре.
Три.
Два.
Один.

You're not friends. You'll never be friends. You'll be in love till it kills you both. You'll fight, and you'll shag, and you'll hate each other till it makes you quiver, but you'll never be friends. Love isn't brains, children, it's blood...blood screaming inside you to work its will. I may be love's bitch, but at least I'm man enough to admit it.

Angel: Hey. I was wondering when you were coming.
Buffy: I'm not coming back. We're not friends. We never were. And I can fool Giles, and I can fool my friends, but I can't fool myself. Or Spike, for some reason. What I want from you I can never have. You don't need me to take care of you anymore. So I'm gonna go.
Angel: I don't accept that.
Buffy: You have to.
Angel: How can...There's gotta be some way we can still see each other.
Buffy: There is: tell me that you don't love me.

She just left. She didn't even care enough to cut off my head or set me on fire. I mean, is that too much to ask? You know? Some little sign that she cared?

"Every day you wake up, it's the same bloody question that haunts you: Is today the day I die? Death is on your heels, baby, and sooner or later it's gonna catch you. And part of you wants it ... not only to stop the fear and uncertainty, but because you're just a little bit in love with it. Death is your art. You make it with your hands, day after day. That final gasp ... that look of peace. Part of you is desperate to know: What's it like? Where does it lead you? And now you see, that's the secret. Not the punch you didn't throw or the kicks you didn't land. Every Slayer ... has a death wish. Even you. The only reason you've lasted as long as you have is you've got ties to the world: your mum, your brat kid sister, the Scoobies. They all tie you here, but you're just putting off the inevitable. Sooner or later, you're gonna want it. And the second -- the second -- that happens ... (claps his hands together inches from Buffy's face) You know I'll be there. I'll slip in ... have myself a real good day." (Ep. 5.07, "Fool For Love")

"I ... love you. You're all I bloody think about. Dream about. You're in my gut ... my throat ... I'm drowning in you, Summers, I'm drowning in you." (Ep. 5.14, "Crush")

"We have something, Buffy. It's not pretty, but it's real, and there's nothing either one of us can do about it. Like it or not, I'm in your life ... you can't just shut me out." (Ep. 5.14, "Crush")

"You listen to me. [Kneels in front of her] I've been alive a bit longer than you, and dead a lot longer than that. I've seen things you couldn't imagine, and done things I prefer you didn't. I don't exactly have a reputation for being a thinker. I follow my blood, which doesn't exactly rush in the direction of my brain. So I make a lot of mistakes, a lot of wrong bloody calls. A hundred plus years, and there's only one thing I've ever been sure of: you. [Buffy looks away; he reaches toward her face] Hey, look at me. I'm not asking you for anything. When I say, "I love you," it's not because I want you or because I can't have you. It has nothing to do with me. I love what you are, what you do, how you try. I've seen your kindness and your strength. I've seen the best and the worst of you. And I understand with perfect clarity exactly what you are. You're a hell of a woman. You're the one, Buffy."

"Buffy, Buffy, Buffy! Everywhere I turn, she's there. That nasty little face, that bouncing, shampoo- commercial hair. That whole holier-than-thou attitude"

"Death is on your heels, baby. And sooner or later, it's gonna catch you. And part of you wants it. Not only to stop the fear and uncertainty, but because you're just a little bit in love with it."

Дайте Танк (!) - Курьер ; это вот прям моя радость, ты поймешь, я думаю.) очень моя песня,
Дайте Танк (!) - Живые ; тут я восхищаюсь текстом и задумкой песни
Дайте Танк (!) - Смешно ; это нам очень подойдет сейчас х)
Дайте Танк (!) - Я ; это та самая, откуда первую цитату скинула ))
Дайте Танк (!) - Паника ; это на случай, когда хочется потанцевать и милую романтику :3

- Я смотрел на неё и чувствовал, будто мне в бок кувалдой ударили.
- Да, это называется разбитым сердцем. Об этом поётся в паре миллиардов песен.

что мне сказать еще? солнечный свет течет из разбитых окон.
Минеральный состав нашей крови совпадает с морской водой эпохи палеозоя, и любая тоска по морю - это всего лишь атавистическая форма ностальгии. И нет никакого "из глины в глину", ведь человек - не Голем, сырая плотная масса, оживленная пригоршней букв, из которых все равно не сложится Имя. ©

- we hate you, please die –

Guys, don`t talk out loud, you lower the IQ of the entire street

I cried the rain that fills the ocean wide
I tried to talk with God to no avail
calling him in and out of nowhere
said if you won't save me
please don't waste my time; ©

как у ведьмы четыре крыла, а и за плечами воздух дрожит;
нынче ей полыхать синим пламенем, как она горела во лжи.
пока еще жива, пока горит трава. огонь тебе к лицу
   танцуй, ведьма, танцуй;

не спросил, на крест взбираясь, а надо ли?
(у сероглазых мальчиков, видимо, это в крови).
...а город спит, обернувшись ночной прохладою,
и ты один - по колено в своей любви. ©

Зачем плести интриги, когда они сплетены? Остается только вовремя дергать за нужные ниточки;

“мои бзики вполне терпимы,
чувство юмора в порядке”

я устал от твоих попыток выдумать нам дочку которой не будет. во веки веков. от строчек за которыми во льду берегов кипят океаны. я устал наносить тебе неизлечимые раны, вытеснять собой воду из быстро стынущей ванны.
я устал воевать с соперником мне неравным; ©

Мы не умеем прощаться,-
Все бродим плечо к плечу.

всех вернее слова, которыми я молчу. то, что я говорю почти ничего не значит
всех важней города, по которым я жду тебя. по которым заливы бинтуют усталый берег
и сидеть в стороне не всегда означает не ощущать. а кому рассказать -так никто в это не поверит,
кроме редких наивных малых и редких тех, кто об этом знает не понаслышке.
ты сидишь на песке. и твои зажигалки так красиво рождают немые вспышки
я сижу здесь с тобой. я совсем никакое море
но тебе и такого хватает
моря ©

полежи со мной рядом пока не наступит снег; ©

отмоли меня грешного, отбели меня черного, в губы крепко целуй за меня святых, мне до них далеко, я ведь только пытаюсь добраться до истин и чистоты. говорят: это сложно, не нужно, рано. говорят: дурак, нервов не оберешься. все бросали, а ты белой птицей усталой за мной по краям плетешься, по морям, по лесам, по порезанным молнией небесам. знать, тебя мне отправил бог, в мир, где нет ничего святого, а только ты. ©

give my gun away when it's loaded
if you don't shoot it how am i supposed to hold it; ©

гром с неба грянул и смолк, я знаю, что тебе снится: под снегом лежит серый волк, так и не ставший принцем. все в клочья, вдребезги, в дым, и только кровь из-под век, ночь волчья прячет следы,
но мне снится снег. ©

the saints can't help me now, the ropes have been unbound;

Моя нежность к тебе живет от тебя отдельно,
И не думаю, что мне стоит знакомить вас; ©

Понимаешь, это - моя война,
это только моя война.
Я ее развязал на границах чужого сна.
Понимаешь, я очень хочу проиграть,
до смешного хочу проиграть,
сдаться в плен и спокойно спать.
Понимаешь, но все на моей стороне
в этом чужом, беспокойном сне,
и победа сама в руки просится мне.
Понимаешь, это моя война,
это только моя война.
Пядь за пядью
отвоевана
тишина.

если спину подставить — то только тебе под плеть, ты найдёшь там живое место;
если грудь распороть — то только твоим ножом, оставляй его там же, между вторым и третьим. как болезнью, я был любовью твоей сражён, приручила меня — способна ли быть в ответе? говорят, что ответственность — слишком тяжёлый груз. я с тобой не воюю — я просто тебе сдаюсь. умирать у тебя в руках ощутимо легче.

смерть измеряется в силе воли. жизнь бьёт по морде:
«не смей. stay strong», выжат, закрыт в коробкé бетонном. в горле табачная киснет вонь. щёлкает звонко курок взведённый. небо, а можно перезагрузку? я же ведь на сервере сохранён? [warning! превышен предел нагрузки!] трудно. нет сил. заебался. грустно.
я повторяю себе: stay strong.

в моём стакане настолько чёрный чай, что в него по ошибке залетел Сатана, да так там и прижился. тихонько гудит, подогревает. такой вот термостакан на падшей тяге. я его иногда сахарком подкармливаю. он радуется, думает, наверное, что это души праведников.

а она рыжа в кудрях, а она тонка, а она открывает дверь тебе до звонка, а она легка в кости и в руках мягка — и нашла себе дурака. ты в обиду её не даёшь, ты вообще хорош, ты пуд соли ешь, последний ломаешь грош, ты её защищай от бури и от порош.

снова в полночь звенит пугающе за околицей волчий вой. не ходи, говорят, на кладбище;
сбирали за мной волчью свору да княжью рать, я арканы свивала из вырванных с кровью жил. тем, кто принял меня, остаются печаль и дым, а могилы любимых давно поросли травой. мощь покинет меня, опустеет тугой колчан, заржавеет клинок и забудется старый долг. что случится со мной — то уже не твоя печаль. опускается мгла. за колдуньей приходит волк.
— ах, сестра, погадай мне на глади зелёной воды, что когда-то меня утопила.

моё кладбище разрослось, уже вылезает наружу, из меня мертвецы торчат гниющим забором;
видишь — некоторые уже разбужены и хотят тебя утащить с собой. я видела всяких, простых и бесцветных, умных и зрелых, диких, словно сошедших с гор. через месяц мы разошлись, оба живы, без особых потерь, и друг друга скорее всего не оплакиваем в темноте, и не то что бы я тебя запомнила или полюбила — ты вообще никак не отметился на моём погосте: просто у меня внутри теперь пустая могила, и другим мертвецам она не подходит по росту.

только, пожалуйста, не оставайся насмерть, если я вдруг когда-нибудь позову.
краденая радость моя, смешная корысть моя, не ходи этими болотами за добычей, этими пролесками, полными чёрного воронья, и не вторь моим песням - девичьей, вдовьей, птичьей, не ищи себе лиха в жены и сыновья. я бы рада, но здесь другой заведен обычай, - здесь чумное кладбище. здесь последняя колея.

волк, потерявший в бою клыки, всё же ещё не пёс;
столько искать тебя средь опавших листьев, вечных снегов, безликой чужой одежды, видеть тебя сквозь сотню фальшивых истин, всё заменив одною своей надеждой. быть бы морским пиратом, вторым пилотом, ждать бы ветров, удачи - но не ответа. солнце моё - за следующим поворотом. сквозь темноту я чувствую жар рассвета.

выстегнуть имя, запекшееся во рту, выхлестнуть — косами чёрными, и — по ко́ням.
сердце медвежье гоняет по жилам ртуть, алые листья летят, и летит погоня. он, говорят, собирает свои войска, шепчутся, что нет отчаянней государя. плещется пламя по полю, цветёт меж скал, старые сказки насмешливо повторяя. зори горят, разлетаются медь и мёд, солнце пылает и катится с небосвода. если тебя он до вечера не найдёт, значит, найдёт его каменный воевода. спи же спокойно, мой свет, и не бойся битв, спи и не бойся свирепой его дружины.

все мне твердили, мол: «милочка, это финиш! выбрось его из сердца, а нежность с рук», но что-то залезло в душу и не подвинешь, вгрызалось в память - я объявляла голод и дни молчанья. глупая, думала, все перемолото, выжжено, заколочено. если посмеет вторгнуться, выпру прочь, а после молилась: явись ко мне этой ночью. открой на меня охоту - я стану дичью. возьми с меня всё, что нужно, и обесточь.

и звери не едят зверей на водопоев мир;
я не хотела судить их, но вышло как вышло. каждый, в ком пряталась, был под изнанкой говён. даже сегодня на теле горящие мышцы, но ни кого-то — всего лишь истлевшей меня. в кожу на скулах впиваются чьи-то черты, вены сжигают останки, слипаются нитью. мир подарил перегнивший по сотой наряд. стало быть, нужно мне. нужно ведь? остановиться.

— watch, watch the fires rise, burn through my skin;
not a spell gonna be broken with a potion or a priest; when you're cursed you're always hoping, that a prophet
would be grieved. when the fires, when the fires have surrounded you, with the hounds of hell coming after you:
— i've got blood, i've got blood on my name.

когда боль становится менее злой и колкой, уже не мешает жить и не лезет в драку,
ты прекращаешь ее принимать за волка, кормишь ее, растишь, как свою собаку.
она уже знает на вкус твою кровь и кожу, ты видишь – клыки ее в темноте белеют.

ты точно знаешь, что боль тебя уничтожит,
но ты все равно зачем-то
ее лелеешь.

моя детка во сне утыкается мне в плечо
холодно-горячо, холодно-горячо, просыпается в липком кошмаре, испугана и бела
говорит, а когда тебя не было, где я тогда была?
выдыхает шумно, укладывает меня на затекший бок, обнимает нежно, все, говорит, любовь
это такая штука, смотри, береги бока. мне удобно спать так, а ты - потерпи пока.

я тебя нагадал

над самой пропастью. на том краю, где ночь тянула связки и кричала «останься. оставайся быть безмолвным. рукой в руке, тенью на потолке, что чертовски мала. что срастается с чьей-то тенью ещё» кто–то сделался счастлив, светел, прощён... ©

отчаянным больше верится в
чудеса, чем в настоящего Бога.

я могу без тебя как угодно долго,
где угодно в мире, с кем угодно новым

с таких умов, знаешь ли, не сходят, а падают