Карадок не до конца понимает, на что рассчитывал, когда согласился на эту поездку. Импульсивный до мозга костей, он редко вникал в подобные вопросы, попросту отражая от себя все заумные гипотезы, относительно того, что же, в итоге, могло пойти не так, или, почему же эта поездка могла обернуться крахом. Признаться, он сильно сомневался, что, несмотря на бесчисленное количество родственников Бенджи и, конечно же, их бурный интерес к его персоне, - насколько он мог судить чисто по реакции Энид, - Дирборн и впрямь не думал, что семейная жизнь Фенвиков может утомить его настолько, что он соберет все свои вещи куда раньше, чем планировалось и махнет обратно в Лондон.
Была причина, по которой он не захотел вернуться на родину, при всей своей огромной любви к острову Скай и, она была довольно проста – даже несмотря на столько лет стараний со стороны своих родителей, они так и не прижились друг к другу. Честно говоря, в глубине души Карадок понимал, что это отчасти из-за его собственного упрямства, - он не хотел ни узнавать их, ни вникать во всё то, что они пытались наверстать. Впрочем, нельзя с уверенностью утверждать, что Бэзил с Коринной о чем-то сожалели или же пытались выстроить те мосты, которые должны были выстраивать, когда Карадок был ещё ребенком. После смерти бабушки, они были рядом, - они старались быть рядом, - порой даже напоминали самых обычных родителей, которые были у всех его окружа,ющих, что когда-то давным-давно вызывало у Дирборна нечто уж больно напоминающее на детскую зависть, когда он понимал, что на платформе все приходят с родителями, а его провожает бабушка. Стоя там, наблюдая за бесчисленным количеством путающихся людей, он прижимал к себе Эдельмиру, потому что уже тогда был намного выше неё, целловал в макушку и… нет, он был благодарен судьбе за неё. За каждый день, проведенный вместе с ней, - Карадок был искренне благодарен судьбе за то, что у него была такая чудесная бабушка. И, честно говоря, других родителей он никогда и не искал; не нуждался, говоря уж откровенно, но когда её не стало, когда мать с отцом зачастили в их дом, то ему невольно начало казаться, что они заполнили собой всё пространство, не оставив ни одного места для него.
Это было естественно – в глубине души, где-то очень-очень глубоко, где обида и ревностное отношение к своему личному пространству сходило на нет, Карадок понимал, что это было естественно; они должны были переместить мебель, должны были переделать комнату бабушки, должны были, конечно, должны были, приглашать своих друзей-музыкантов к себе домой и до самого утра распевать песни. Они так жили всегда. Они привыкли к такому образу жизни, и, пусть, пытались поменять что-то для своего единственного сына, всё равно получалось это как-то неумело, совсем уж неуклюже, особенно, когда сам Карадок не желал это принимать. Он мог понимать, что избежать изменений было невозможно. Он и сейчас это понимал, но, тем не менее, не желал это принимать и уж тем более мириться с этим.

Семья Бенджи всегда казалась ему чем-то похожей на сказочную, как например какое-то всеми забытое магическое существо, о существовании которой уже никто не может поручиться, - вроде и все прекрасно понимают, что есть неопровержимые факты того, что когда-то оно и впрямь было, но доказательств в настоящем не имеют. Так и Фенвики, чтоб их всех. Бенджи, ввиду того, что вырос в этой самой обстановке с самого детства, знал обо всём этом с разумных лет, и, конечно же, ничего особенного или же, тем более, волшебного в этом не видел, не мог понять чувств Карадока. Для Дирборна всё это было из разряда «должно быть, так живут нормальные семья», поэтому его нисколько не напрягала Энид, ни даже мысли о родителях Фенвика, о которых он, конечно же, был наслышан.

Ему нравилась своё детство с бабушкой, и он ни на что бы её не променял, но.
Но.

- Это так мило, ты пытаешься меня защитить от своей семьи, - Дирборн наигранно растекается в грустную улыбку, всем своим видом изображая, что его до глубины души тронула фраза Фенвика, вот только, выражение лица моментально сменяется на слегка озадаченное, когда дверь перед ними распахивается и его сразу же встречает мама Бенджи. - Здравствуйте… - Дирборн, который мысленно напоминает себе о том, что он морально уже подготовился ко всему этому, осознает, что от такого внимания к своей персоне, всё равно испытывает некое подобие неловкости. Это и правда забавно, учитывая то, что смутить Карадока всегда было той ещё задачей для окружающих, потому что он прекрасно справлялся с любой ситуацией, по-мастерски превращая всё в шутку, но, сейчас, стоя рядом с Бенджи – который, к слову, куда-то там смысля в сторону, явно кайфуя от того, что всё внимание его родителей приковано к Карадоку, - он как-то совсем уж неумело потирает рукой шею, чуть улыбаясь уголками губ, пока супруги не закончат пререкаться. – Приятно с вами познакомиться, Бенджи столько рассказывал о вас… - но кто ему дает договорить? Кажется, что его и вовсе никто не слушает, потому что миссис Фенвик называет его «красавцем», а мистер Фенвик настолько внимательно на него смотрит, что Дирборн не сразу догадывается, что тот просто оценивает его рост. Выдыхает, кашлянув в кулак, дабы не рассмеяться и тем самым не поставить себя в ещё более неловкое положение. Бенджи подает голос и оттого ему всё сложнее сдержаться, чтобы не засмеяться, - Правда? – спрашивает он мистера Фенвика, расслышав о том, что Бенджи рассказывал про него с восхищением, - На самом деле, думаю, что как раз я и заставил его напрочь отказаться от квиддича, как и Эдгара, который, к слову, никогда не проявлял особого интереса, но, даже если, они когда-то думали об этом, то вконец махнули рукой, из-за моей одержимости квиддичем, - Карадок говорит необдуманно, впрочем, свойственная для него черта, учитывая то, что он привык говорить и лишь потом думать о том, что несет. Не то чтоб он не говорил чистую правду, ведь квиддич был чем-то особенным для него ещё с тех самых пор, как он впервые узнал о нём, а потом и сам сел на метлу, когда был ещё маленьким. Но, когда ты из-за своей импульсивности и гордости, в которой с тобой мог посоперничать разве что гиппогрифф, уходишь из сборной своей мечты, то, наверное, разумнее молчать о квиддиче вообще, когда оказываешь в одном пространстве с женщиной, которая, к слову, обожает этот спорт даже больше, чем ты.

Снова кашлянув в кулак, расслышав это «воронёнок», Дирборн изо всех сил старается не пересекаться со взглядом Бенджи, потому что, в таком случае, его точно прорвет, но он точно это ему припомнит. На самом деле, при всей своей комичности этой ситуации, Карадок искренне радовался происходящему, ощущая себя на много лет младше, когда он лишь мог представить себе нечто подобное. Всё было наяву – все семейные перепалки, все комментарии, которых, обычно, родители необдуманно бросают в сторону своих детей, даже и не подозревая о том, что могут поставить его в неловкое положение. Всё это было настолько по-семейному, что Дирборн и вовсе на какое-то время забыл о том, что приехал сюда залечивать разбитое сердце, - ага, сердце. Алкоголем. И свежим воздухом. Вот.

- Уверяю, мы его отучили от этого, как только познакомились. У него была парочка выдуманных дружков, признаюсь, мы с Эдгаром даже пытались с ними поладить, но, в итоге, Бенджи решил, что ему с нами интересней, - отшучивается от, пнув плечом в плечо Фенвика, - Да нет, - расслышав слова мистера Фенвика, Карадок улыбается, - не волнуйтесь, я не из пугливых, но, обещаю запомнить эту встречу на всю жизнь, - только по другой причине, но, отцу Бенджи он, конечно, не скажет об этом.

Опускаясь на указанное место, он переглядывается со своим другом, а потом окидывает взглядом стол, думая про себя, что миссис Фенвик точно постаралась на славу, хотя и он успел проголодаться. Оказавшись напротив таких вкусностей, Дирборн невольно задумывается о том, когда в последний раз кушал нормально, учитывая, что последние пару дней он только и занимался, что заливал в себя огневиски, когда мама Бенджи как будто трансгрессирует рядом с ним, тем самым едва не заставив его поперхнуться и задает самый худший вопрос из всех, - ну, конечно же.

- Ну… - слегка запнувшись, Карадок бросает неуверенный взгляд в сторону Бенджи, как будто ища в нём хоть какой-то поддержки, а в голове пытается прикинуть, что же ему делать в таком случае. Дело в том, что он категорически не желает говорить о том, что ушел из сборной, потому что… да потому, что его не только начнут допрашивать, но и, вероятно, постараются убедить в том, что ему не следует это делать ни в коем случае. Но, вместе с тем, откровенно врать о том, что он всё ещё загонщик в Гордости Портри, как-то вообще. – Решил взять отпуск, - не то чтоб это было ложью, если так посмотреть, - Слегка вымотался. Тренировался как проклятый весь последний год и не брал ни одного выходного, - тоже правда, - так что, как-то так, - отвечает он так, как будто кочергу проглотил, не иначе.

текст поста тут

текст поста тут