arabella figg | 15.04.1947 / чистокровна |
ursula corbero
МЕСТО РОЖДЕНИЯ | ПАТРОНУС | БОГГАРТ | ОРИЕНТАЦИЯ |
РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ О ПЕРСОНАЖЕ КРАТКАЯ ХРОНОЛОГИЯ ДЛЯ ОСОБО ЛЕНИВЫХ
“Everyone gets the devil he deserves.” Их благородный род заселился на этом маленьком острове Иерро (раньше именуемое Ферро) ещё в пятнадцатом веке, когда его населял народ, называемый бимбаче. Испанцы, как гласит история, обещали им, что будут уважать их свободу, но договор был нарушен и большинство из этих людей были проданы в рабство. Среди тех первопроходцев, что так жестоко обманули маленький мирный народ, был и дальний предок семьи Монтеро, о котором до сих пор гласят легенды в доме каждого его потомка. При воспоминаниях о своём детстве, Арабелла Фигг, некогда именуемая Исабель Рамирес Монтеро, едва заметно морщится, чувствуя во рту странный соленый привкус, - не океана, что всегда окружал этот маленький клочок земли, на котором она родилась, а совсем другой – металлический, который вечно напоминает железо. Поговаривают, что было пророчество. Самое простое, случайно услышанное Сантьяго Монтеро ещё в молодости, когда он решил пройти стажировку в Отделе Тайн. Говорят, что в этом пророчестве говорилось о том, что род будет наказан за кровосмешение – наказан самым жестоким образом. Сантьяго, ввиду своего характера, так сильно напоминающего острие ножа, решил бросить судьбе вызов. На каждом шагу, на каждом повороте – он отказывался склонять голову, поскольку искренне полагал, что их род – уникальный, поэтому без сомнений женился на своей кузине. Первым родился Рауль, которого ласково звали «Пепе». Мальчишка с утонченными скулами уж сильно был похож на мать и, Сантьяго не раз шутил о том, что он станет сердцеедом, даже несмотря на то, что мальчуган был весьма зажатым и немногословным. Следующей была Имельда – тонкая и гибкая как тростинка, постоянно держала подбородок вверх, глядела на весь мир так, словно он ей обязан и никак не наоборот. Третьим же ребенком стала Исабель. Исабель Рамирес. Второе имя – мужское, столь не подходящее этой худощавой девчонке, с длинными конечностями, что она вечно пыталась спрятать под одеждой на несколько размеров больше. Но этот её взгляд дикой кошки, что совершенно случайно поймали в капкан, - кажется, она готова оторвать себе конечность, лишь бы броситься на охотника, чтобы разорвать ему сонную артерию и вдоволь напиться его крови. Исабель – Бель – Исса – Ис. Она, пожалуй, была той наследницей, о которой всегда мечтал Сантьяго. Неважно, что была она девочкой, хоть и этот факт немного огорчал главу семьи, она всё равно была прирожденной Монтеро – бойкая, упрямая, своенравная, непоколебимая, бескомпромиссная, способная свернуть горы. Ей было семь, когда отец начал тренировать её по фехтованию, - нечто настолько любимое всей семьей и, некого рода «обязательный пункт» в жизни каждого Монтеро. Если Рауль вечно огрызался, то и дело находя причину, чтобы избавить себя от очередной тренировки, а Имельда устраивала истерику, ссылаясь на страх поранить свою гладкую кожу, то Исабель с удовольствием бросалась головой в тренировки. Сантьяго то и дело повышал планку, наслаждаясь каждой удачей своей дочери, которая показывала прекрасные данные по всем параметрам. Он гордился ею; не скрывал своего восхищения, когда они собирались всей семьей и жена неоднократно напоминала ему о том, что Бель – девочка, и, когда-нибудь, ей придется выйти замуж, так зачем же её так уродовать? О том, что у неё до сих пор не проявились магические способности. Где-то к восьми годам игнорировать очевидное стало невозможно. В их семье не паниковали по этому поводу, поскольку у каждого из них было по-разному – Сантьяго был ранним цветком, а Урсула до восьми лет не проявляла никаких магических способностей. Удивительно, что при всей зажатости Пепе, как и вечных срывов Имельды, все очень рано поняли, что оба они волшебники. Что же касается, Исабель… никто и допустить не мог, что в благородной, древней и такой уважаемой семье Монтеро мог родиться сквиб. “God doesn't interest me. God tolerates the intolerable, he is irresponsible and inconsistent. He is not a gentleman.” Эта новость стала сродни извержения вулкана. Всё началось с дыма, с запаха пепла и гари – он ощущался в каждой комнате их дома, в каждому углу, в каждом сказанном слове. Исабель чувствовала, что случилось что-то непоправимое. Чувствовала, потому что понимание пришло к ней ещё раньше – ей никогда не стать волшебницей; не бывать, чтоб она выбрала для себя волшебную палочку, никакого Шармбатона не будет, никогда ей не узнать того магического мира, о котором она мечтала всю свою жизнь. Всё начало рассыпаться очень медленно – слово «сквиб» стало под запретом, даже если и ощущалось в каждом взгляде родных и близких. Отец смотрел на неё во время тренировок, и она знала, что он хочет выплюнуть ей это слово. Знала и тогда, когда в порыве отчаяния он переходил черту – сложно назвать тренировкой то, что было, ведь Исабель даже не сопротивлялась, а Сантьяго продолжал оставлять на ней телесные раны, словно тем самым надеялся, что в ней что-то проснется. Что-то, чего не было. Окровавленная и истерзанная, Исабель не могла найти ни одного укромного местечка в этом огромном доме – не было такого места, не было ни одного угла, где бы на неё не смотрели с осуждением. Как будто она сама виновата. Как будто она сама этого хотела. Для всех эта новость стала самым настоящим потрясением, да настолько неожиданным, что в этой большой семье не нашлось ни одного человека, кто бы смог сказать ей что-то ободряющее – кто-то из них злился на неё как отец, предпочитая позволять этой холодной ярости кусать всех вокруг, а кто-то как Урсула, попросту не знал, как её утешить, поэтому избегал прямого контакта всеми возможными путями. Сантьяго не мог с этим смириться. Сантьяго отказывался с этим мириться. Разрываемый от чувства бешеной беспомощности, он стал одержим идеей наделить Исабель хоть какими-то волшебными способностями. Неважно какими, неважно каким образом – лишь бы они у неё были, даже если ненастоящие. Всё это неважно, если ей удастся отправиться в Шармбатон и как-то пережить те годы обучения, то всё не будет зря. Это превратилось в одержимость. Совершенно ненормальную, навязчивую идею, которая постепенно начала его поглощать. Около двух лет он таскал Исабель по всем известным и даже неизвестным ему магам. Добрался до самой Северной Америки, напросившись к племени индейцев, который долгое время пытались «исправить» девчонку. Потом была Африка – сухая, невыносимая, отвратительная, с этими своими странными людьми, которые пожимали плечами и что-то рассказывали о том, что постараются помочь своей магией вуду. “It was one of Diego Alatriste's virtues that he could make friends in Hell.” Возможно, Бель и правда хотела умереть. “You’ve just mentioned the price that has to be paid…Pride, freedom…Knowledge. Whether at the beginning or at the end, you have to pay for everything. Even courage, don’t you think? And don’t you think a lot of courage is needed to fight God?” Нью-Йорк. Шумный, до безобразия огромный, в котором постоянно путаются люди. У Исабель – теперь уже Арабеллы Фигг, как ей сказала Эрминия, - голова шла кругом. Это было общее решение – насколько это возможно, учитывая то, что девчонка предпочитала не подавать голоса, не принимать решения, а просто соглашалась со всем, что ей предлагали. Маггловский мир казался ей весьма забавным. Он ей нравился несмотря на то, что временами казался немного дурацким, а магглы… они были неплохими, но больно наивными. Ей пришлось привыкать ко всему. Учиться жизни заново. Честно говоря, Арабелла не испытывала никакого внутреннего конфликта, она просто плыла по течению, не позволяя эмоциям захватить её разумом. Эрминия из кожи вон лезла, чтобы сделать её счастливой – нашла школу фехтования, сказав, что ей не придется отказаться от любимого времяпровождения; раскрасила её комнату в ярко-синий цвет, не забыв пририсовать морские волны и даже маяк; каждый вечер готовила вкусную еду и не раз говорила ей, что она спокойно может пригласить к себе друзей, что ничего страшного не случится. Чего не знала Эрминия, так это то, что Арабелла со всеми держала дистанцию и сближаться с кем-то совершенно не желала. Что-то подобие счастья она испытывала лишь во время тренировок по фехтованию, совершенствуя своё мастерство и понимая, что об этом никто никогда не узнает – особенно, отец. К слову, члены семьи ей редко вспоминались, хоть и иногда казалось, что она видит кого-то из них в толпе. Всё снова обрушилось на неё спустя пять лет. Никто так и не понял, что машина, сбившая полосатую кошку, на самом деле сбила человека. Где-то спустя полгода, после смерти единственного опекуна, судьба преподнесла Арабелле сюрприз. У сюрприза было имя – Алехандро Мачадо. Волшебник. Представьте себе. старше Беллс на целых десять лет и решивший, что в гробу он видел весь магический мир и всё, что к нему прилагается. Честно говоря, Фигг уже не разобрать, что именно так её впечатлило – полное отсутствие тормозов или горячая испанская кровь, которая напоминала ей о собственных корнях. Но Але стал для неё наставником, который не только научил её выживать, но и принять себя такой, какой она была – пусть без магических способностей, но вполне умеющая постоять за себя. У Мачадо были свои люди, своя небольшая группировка тех немногих, кому он доверял, кого натаскал и которые помогали ему в разных делах, в нелегальных, конечно же. Именно в то время Беллс научилась самым разным примочкам шпионажа, овладела искусством метания ножей и даже стала первоклассной ищейкой, которая умудрялась отыскать любого и доставить в нужное место. Это продолжалось недолго, пока один несчастный случай не заставил Арабеллу пересмотреть свои моральные принципы и понять, что Але исчерпал себя конкретно для неё. Она покинула Нью-Йорк, решив, что с неё хватит маггловской жизни, потому что даже не имея магических способностей, она всегда принадлежала миру волшебников, точка. “You don't choose your friends, they choose you, and you either reject them or you accept them without reservations.” Магический Лондон. Косой Переулок. Дырявый Котёл. Арабеллу берут на работу без проблем, - ей там нравится, ей вообще нравится быть в «своем мире» несмотря на то, что внутри всё ещё не утихла та старая обида за то, что – да, ей никогда полноценно не стать членом этого общества. К драклам всё. Она намеревается доказать обратное и никто ей в этом не помешает. Фигг прекрасно это удается – не каждый и не сразу понимает, что она не волшебница. Искусно изображая самую обыкновенную ведьму, Беллс отлично скрывается, попутно собирая самые разные артефакты, которые помогут ей стать ближе – ближе к той «полноценной» ведьме, которой она хочет быть. Все деньги уходят на это. Всё, что у неё есть – ей ничего не жалко, лишь бы стать той, кем она должна быть. Парочка разных поручений – Беллс показывает себя с лучшей стороны, когда находит нужных людей, не только для Дамблдора, но и для Муди, с которым, к слову, постоянно пререкается. Они не ладят. Со стороны выглядит так, что Фигг просто ненавидит его, что вполне может быть правдой, ведь он как-то совершенно неосторожно бросил ей о том, что она – сквиб. Сломанный нос запомнился ему надолго. И по сей день в Ордене найдется кто-то, кто расскажет историю о том, как Арабелла Фигг сломала нос самому Аластору Муди, на что сама Беллс лишь усмехается, отказываясь это комментировать. Она одна из первых, кто вступает в ряды Ордена Феникса. Это было предсказуемо, если говорить откровенно, но многие сомневаются в том, что женщина без магических способностей может пригодиться. В бой её берут крайне редко, несмотря на её выдающиеся способности владения холодным оружием, и то лишь потому, что Альбус постоянно боится, что с ней что-то может случиться. Несмотря на то, что многие задаются вопросом, что же Фигг делает в Ордене Феникса, мало кто осмелится спросить её об этом напрямую – боится остаться без конечности, или даже головы. Сама же Арабелла чувствует, что находится там, где должна быть – здесь её дом, её семья, всё, что у неё есть. И сейчас, когда мир превращается в самый настоящий ад, Фигг готова на многое, лишь бы помешать этому осуществиться. ДОПОЛНИТЕЛЬНО » Будь у неё патронус, то принял бы облик гиппогрифа. АРТЕФАКТЫ СПОСОБНОСТИ МЕСТО И ГОДА РАБОТЫ ОТНОШЕНИЕ К МАГГЛАМ, МАГГЛОРОЖДЕННЫМ, СКВИББАМ, ПОЛУКРОВКАМ УЧАСТИЕ В СЮЖЕТЕ |
СВЯЗЬ | БУДУЩЕЕ ПЕРСОНАЖА |
Осень ворвалась тусклым солнечным светом, что лениво пробирался сквозь тонкие светло-бежевые шторы его кабинета. Были и тёмно-синие, но их Реманн использовал лишь в крайнем случае, желая всегда быть в курсе того, что творится по ту сторону окон, - о часах он мог благополучно забыть, когда дело касалось работы, но вот свет или его отсутствие, напоминало ему о том, какое время дня.
Осень всегда действовала на него странно – напоминала о школьной поре, когда он собирал всё необходимое и готовился к отъезду в Хогвартс. Школа Чародейства и Волшебства была для него не просто пристанищем, но и необходимой галочкой в списке всего того, что Реманн Эйвери запланировал для себя ещё будучи ребёнком. Казалось бы, он всегда знал, что ему следует сделать, чтобы добиться желаемого. Казалось, он никогда и не сомневался в том, что есть что-то, чего ему никогда не достичь.Больше двадцати лет назад, одна «галочка» решила сбежать с того самого списка, что Эйвери трепетно хранил у себя в голове ещё с раннего сознательного времени. Её звали Айгнес и она приходилась ему кузиной, - двоюродной сестрой, близкой не только по чистоте крови, но и по традициям. Так он полагал. Так полагали все, включая Бригид, которая искренне восхищалась юной невесткой, считая, что она принесет в этот огромный Эйвери-мэнор ничто иное, чем свет, которого там не хватало ещё с тех самых пор, когда ей пришлось расстаться со своей старшей дочерью, чей призрак превратился в неотъемлемую часть всего, что там находилось – каждой вещи, каждой комнаты, и даже самих членов семьи. Бригид не заикалась, что до сих пор не простила мужа за такую жестокостью по отношению к Уне – чистой, светлой, отзывчивой, так непохожей на всех тех чистокровных отпрысков, коих, в итоге, они вырастили; она была другой, не только по потому, что родилась сквибом, но и нутром.
Она видела в Айгнес отблески той дочери, которой её лишили.
Реманн, возможно, тоже это увидел в ней, когда впервые коснулся её руки.Жизнь умеет удивлять. Бьёт наотмашь в тот самый момент, когда меньше всего ожидаешь, впрочем, по мнению Эйвери – оно и к лучшему. Иначе, увы, он бы не стал тем, кем стал, а превратился бы в комок нервов, который постоянно жалеет себя, отчаянно пытаясь отыскать своё место в этом огромном мире. У Реманна было это место. Очень давно. Даже несмотря на то, что женщина, которую он почти полюбил, отказалась от него, и, откровенно говоря, он просто смирился с этим. Не остановился, продолжил двигаться всё дальше и дальше, лишь бы не возвращаться мыслями к тому, что могло бы быть, будь Айгнес способна ответить на его чувства.
Он никогда не думал о том, чтобы создать семью во второй раз, - никогда не думал всерьез, искренне уверенный в том, что ему хватает того единственного сына, который у него был. Более того, он не желал ни «пробовать», ни ставить под вопрос авторитет или ценность Эйвинда. Да и не было ни одной женщины, которая заставила бы его задуматься над этим вопросом – мимолетные романы, что ничего не значат, его вполне устраивали, а чтоб называть кого-то своей «супругой», он не желал.Жизнь снова бьет наотмашь.
И у этой пощечины тоже есть имя.
Марселин Розье.Она была гораздо младше него. Чуть старше его собственного сына. Кто бы мог подумать, что Реманн, при всей своей уверенности, что ему не нужна никакая «миссис Эйвери» впервые за очень долгое время, задумается над тем, что эта женщина не вписывается ни в одно его представление о противоположном поле в целом. Реманн видел самых разных особ. Видел, знавал, слышал, и даже спал с ними. У каждой из них было нечто «своё» - уникальное, что в какой-то степени привлекало его, но интерес быстро таял на глазах, когда Эйвери всё же понимал, что женщина такая же как и остальные – нуждающаяся во внимании, немного истерична (временами – много), больно эмоциональна и, увы, что самое ужасное – желавшая надеть на него ошейник, да с ремешком покороче. Последнее раздражало его больше всего. Если с эмоциональностью он ещё мог справиться, то последнее отбивало у него всякое желание оставаться в одном пространстве с этой особой.
Марселин не была похожа ни на одну из тех женщин, которых ему удалось повстречать. Красива, горда, умна не по годам и слишком хитра. Этой несносной малолетке удавалось оставаться всё такой же интересной и желанной для него; оставаться загадкой, но, вместе с тем, не пробуждая в нём желание убежать на другой конец света.Реманн не знал, что до этого дойдет. Реманн и не думал, что всё обернется таким образом.
Призвав к себе домашнего эльфа, он распоряжается, чтобы Эйвинд пришел к нему в кабинет. Он не знает, как сын отреагирует на эту новость, как и не знает, что именно за всем этим последует, - одна из главных проблем, почему впечатлительные люди вечно создают массу проблем. Но, Реманн не сомневается в том, что ему следует поставить сына в известность, даже если, увы, это ничего не меняет.
- Присядь, - указав на кресло, Эйвери откладывает бумагу в сторону и взмахом руки разливает бренди по двум стаканам, даже и не спрашивая, будет ли пить Эйвинд, - мне нужно с тобой поговорить. Дело важное, но, вместе с тем, по сути, ничего не меняющая для тебя, - смотрит сыну в глаза выдержав паузу, - я решил жениться, сын. Жениться на Марселин Розье. Ты видел её несколько раз у нас в гостях, когда мы устраивали приемы. Предложение пока не делал, но, уверен, что мне дадут положительный ответ.
