ТЭДДИ КЛЕМ

Тэдди поднимает взгляд на затянувшееся небо — тучи напоминают грязную вату, от которой лучше всего было бы избавиться; погода меняется, портится на глазах, впрочем, не то чтоб дожди были редкостью для Сиэтла ещё до начала войны. Они с Клементайн уже около часа изучают окрестности в поиске хоть какой-то зацепки. Простое задание, ничего особенного, поэтому и отправили их вдвоем — один из информаторов доложил, что в этих краях замечена неестественная активность вигилантов, поэтому имелись все основания полагать, что представители «трезубца» что-то планировали, а их — двух молодых боевиков отправили сюда «на всякий случай», мало ли окажется, что тут и правда какая-то движуха.

Вот только, они уже около часа бродят по этой местности и ничего подозрительного не могут найти.

Саттон вздыхает, уставившись в одну точку перед собой — сонливость дает о себе знать, то и дело заставляя Тэдди выпадать из реальности, мысленно возвращая в ночь, которая была всего лишь позавчера; блокнот Сивера почему-то валяется на самом дне её рюкзака, под старой футболкой, которую она постоянно таскает с собой как талисман — неужели и этот его «подарок» превратится в нечто похожее? Тэдс вот уже вторые сутки думает — пытается понять — что это было между ними, как так получилось, что Растин наконец-то открылся ей, и вместе с тем она отчаянно пытается отогнать от себя все мысли о том, что с ним «что-то не так», потому что не может позволить себе думать об этом.

На губах всё ещё горит вкус его горящего виска, а разум то и дело цепляется за небольшой флакончик с непонятными таблетками, которые на какие-то пары минут казались Саттон самыми настоящими врагами, похуже вигилантов.

Она не знает, что делать со всем этим.
Она не знает даже то, что может сказать Клем сейчас.

Тэдди поворачивается к Ходжинс, которая слишком увлечена изучением экрана своего планшета — больше месяца прошло с их ссоры; Саттон даже сможет точно назвать дату, когда Клем отвела глаза и почти что указала ей на дверь — с того самого дня ноющая боль в груди никуда не делась, как и осознание собственной беспомощности — или может эгоизма? Имела ли она права указывать ей на что-то? Должна ли была показывать свой страх?

Тэдди и по сей день не знает.
Вроде разговаривают, не ведут себя как первоклассники, которые не поделили жвачку на перемене, но всё равно осадок остался и, она чувствует это каждый раз, когда они с Клем остаются наедине — чего-то не хватает; чего-то очень важного не хватает.

Они обе взяли «перерыв», только это уже давно напоминает что-то другое.

Саттон снова отворачивается и смотрит куда-то за горизонт — они зря сюда приехали и это факт, то ли погода спугнула врагов, то ли они ещё давно рассекретили слежку, но никакой вигилантской активности тут не замечалось. Тэдс вытягивает вперед раскрытую ладонь — огромная, холодная капля воды с треском разбивается о её кожу и, всего на секунду, бьет током.

Ну вот.

— Клем! – разворачиваясь к Ходжинс, зовет она её и почти сразу же осматривается по сторонам, — Лучше не ехать обратно в такую погоду. Может переждем, пока кончится дождь? – а глазами всё ищет подходящее место, куда можно скрыться от сырости и влаги. Яркая вывеска «READY FOR YOUR PROM?» привлекает внимание канадки, и она недолго думает перед тем, как кивнуть Клем в сторону небольшого магазина с красиво украшенной витриной. Тем временем дождь начинает лить как из ведра, выливая на них воду стенами, но Саттон даже немного приятно ощущать, как капли воды стекают по лицу, вдоль позвоночника — как будто в мире нет войны, и жизнь идет своим чередом; словно ей восемнадцать или может даже девятнадцать, направляется из университета в сторону общежития и даже не прибавляет шаг, когда погода портится — не боится, что её рюкзак промокнет, как и книги внутри.

Уже через пару секунд они с Клем выбивают дверь и входят внутрь — запах пыли и ненужности щекочет ноздри. К своему огромному удивлению, Саттон замечает, что магазин почти не тронут, словно война даже не коснулась её и осматривается, по пути стягивая с себя промокшую куртку и распуская волосы.

Тэдди не сразу может вспомнить, каким был её собственный выпускной.
Помнит лишь то, что очень хотела, чтобы Расти тогда был с ней.

— Так странно, что тут всё на месте, — остановившись у зеркала, отмечает Саттон, почему-то сразу отворачиваясь от собственного отражения, — такое ощущение, что война сюда не добралась.

Такое призрачное и глупое ощущение.

— А можно, пожалуйста… — Клем проглатывает недовольное «не» под гулкий стук приближающихся шагов; ее походку она узнает и в заполненной до предела обеденной зале, не говоря уже о выученном до миллиметра коридоре, ведущем к их комнате.
— Fine.
Она резко блокирует мерцающе-синий экран планшета с информацией о задании, машинально накидывает на плечи байкерскую кожанку и молча следует за Тэдди к машине. Финишная точка отзывается в Клементайн подростковым протестом; подруга за водительским креслом, в общем-то, тоже, и Клементайн не придумывает ничего лучше, чем забаррикадироваться наушниками и сделать вид, что она спит.
Fine.

Сиэтл встречает ее стальным небом и хмурыми безлюдными улицами; Клементайн старается отогнать призраков толпы, муравейником облепляющих стеклянные витрины магазинов, и горько усмехается.
Welcome home, hun.

Тэдди молчит — их вязкое взаимное молчание длится около месяца, и, смотря на ссутулившуюся в нескольких метров от нее спину, лениво пробуждается от спячки желание поговорить; Клементайн пытается открыть рот, чтобы окликнуть подругу, и тут же захлопывает его с характерным зубным стуком.
У нее, говоря откровенно, и со своим бардаком в голове нет сил разобраться, не говоря уже о чужих.

В безлюдной бетонной пустоте вокруг нет ни следа вигилантской активности. Клементайн кружит по центру шестиполосного шоссе, вглядывается в отсутствующие следы на дороге, тротуарах и зданиях и с безнаказанной свободой разрешает себе забить: она позволяет прижатым к бедрам рукам свободно лететь в такт телу и ветру, позволяет волосам выбиться из затянутого конского хвоста и позволяет себе отвлечься от деталей. Если череп проломит снайперская пуля из окна соседнего здания — fine, если выпрут из боевой группы, в общем-то, тоже, как и из штаба, и штата, и Штатов.
С начала апреля для Клем все, говоря откровенно, fine.

Ее останавливает дождь; типично по-сиэтловски он начинается с одинокой холодной капли, а через минуту обрушивает на плечи ледяную стену воды. Она вычислила его тактику еще в школьное время — застать тебя врасплох, когда ты не можешь спрятаться ни под родной крышей дома, ни в машине, ни в магазине, и устроить тебе один из тех душей, о которых ты будешь рассказывать внукам.
Об этом всем Клем, конечно же, благополучно забывает.

Она кивает Тэдди и послушно перебегает на ее сторону улицы; через мгновение они дружно — почти как в старые добрые времена — выбивают обветшалую пыльную дверь магазина и вваливаются внутрь: вымокшие до нитки, дрожащие от стылых прикосновений весеннего ветра и — самую малость — с отголоском детского азарта в уставшем взгляде.
Клементайн осторожно затворяет пострадавшую дверь и погружает магазин в пасмурное молчание.

Стоит пыли осесть, а зрению привыкнуть к полутемной обстановке, они разбегаются по разным углам: их шаги осторожно стучат по разговорчиво-скрипящим половицам, а взгляд цепляется за нежный атлас и кружево.
Клементайн благоговейно выдыхает.

Она молча кивает Тэдди и отмечает, насколько чужеродно смотрятся их промокшие макушки, неухоженные лица и истрепавшаяся за годы одежда на фоне утонченных нарядных манекенов и звенящих отголосков школьного праздника.
Клем грустно улыбается.

— Prom, huh? — она кивает Тэдди на отзеркаленную яркую вывеску и неспешно переплывает от платья к платью, осторожно протягивая ладони. — Никогда на них не была. Я сбежала в Нью-Йорк сразу после официальной церемонии. Да и мне все равно не собирались покупать платье.

Воспоминания о школе кажутся искусственными, ненастоящими — словно она читала о них в одной из книг в главном штабе, но никак не переживала сама.
Впрочем, искусственными кажутся вообще все воспоминания — все, кроме войны и Йеля.

— Мне бы подошло? — она берет вешалку с персиковым платьем из неизвестной ей ткани и прикладывает к плечам, поворачиваясь к Тэдди. — Вроде неплохо, да?

Атмосфера поставленного на паузу праздника настойчиво и беспощадно проникает под кожу; Клементайн поднимает облачка пыли, все быстрее и быстрее перебегая из одного угла магазина в другой, забывает о войне, о дожде и о ссоре и, похоже, серьезно готовится к импровизированному выпускному.

— А вот это отлично подошло бы тебе! — она замечает темно-фиолетовое пятно на вешалке и тут же хватает его, протягивая Тэдди. — Примеришь, а?

Она игнорирует по-детски возбужденные интонации в собственном голосе и пунцовый румянец. И то, что не тараторила столько с того самого дурацкого апреля игнорирует тоже — эта вся война и ссора, в принципе, могут и подождать, пока она не найдет для себя подходящий наряд.
Правда?