— Для меня ты всё та… — и не договаривает, но вовсе не потому, что не может произнести требуемые слова. Может. Не хочет — хотя это вовсе не ложь, и в этом, пожалуй, самая большая проблема всего. Просто… если она все та же, и он тогда тоже тот же, если откатиться назад во времени, к тому мезозою-палеозою их знакомства, где ему четырнадцать, а ей и того меньше — слова — это вообще не его конек. Да, в школе он резкий, ехидный и ядовитый, знающий, как поддеть и как наехать, но и все на этом. С кем ему разговаривать, о чем? Дальше обычного "привет" начинается неровная дорога из "ну… ты… вроде… как дела… вот". Раньше он почему-то об этом не задумывался, но это у не умолкающей, умильной в своей непосредственности Тэдди, он в свое время учился собирать слова во что-то иное, нежели оружие. В истории, байки, доклады на уроках и ответы на билеты экзаменов, анекдоты, слова поддержки, легенды будущей работы под прикрытием. И тот, прежний Сивер той, прежней Саттон здесь и сейчас ничего бы не стал доказывать или показывать словами. Он бы хотел ее обнять, неуклюже так, по медвежьи облапить, притянуть к себе, преодолевая не слишком серьезное, скорее для проформы сопротивление, в наглую используя разницу в росте зарыться носом в волосы и выдохнуть горячий воздух из легких, и закрыть глаза, и держать так крепко, чтобы слышать — не ушами, а костями, венами, как бьется сердце — он не знал, чье именно, но почему-то именно так его было слышно. Вот это и впрямь было бы правдой — и если бы пространство и время позволяли, Растин быть может рискнул бы что-то такое выкинуть, несмотря на то, что уже давно не считал себя тем пацаном из прошлого.
Слава богу, это было абсолютно и решительно невозможно. Маленькая слабость, провал в самоконтроле рисковал обернуться глобальной и фундаментальной ошибкой. Они все делали неправильно, цепляясь за собственную память друг о друге, когда нужно было говорить и спрашивать о другом. Может быть прежняя Тэдди Саттон и не годилась для боевой группы, но девушка-терракинетик, до которой он решил докопаться в коридоре прошла длинный путь, и, может статься, была способна на многое. Да и сам он за эти годы много чему научился и натворить успел всякого. Их музей разрушен и по руинам вряд ли скачут довольные жизнью бизоны — скорее уж крысы и одичавшие собаки. Исписанную до конца страницу нужно перевернуть — не забыть, не сжечь, но начать с новой строчки. Потому что иначе им на этой войне не выжить.
Сивер отворачивается первым, выдыхает, смотрит на руль машины. Ему не хочется, чтобы Тэдди видела сейчас его лицо. Он не прав, он ошибся, он слишком сильно поддался на эмоции, хотя не имел на это право сейчас, когда у них задание. Сгребает с приборной панели обе маски, и кидает принадлежащую Саттон ей на колени, почти не глядя.